Собрались лучшие люди и бичуют себя словами царя Давида, а недобрые люди, разбойники, знать ничего не хотят. Надеемся, что и до них дойдет. Какой же мой-то грех, в чем мне каяться? Я его знаю, но не могу назвать, и его нет среди общих грехов. Я бы назвал его, как грех прощения и забвения, особая слабость и распущенность под видом доброты в то время, когда надо немедленно действовать, не прощая, не забывая – это раз, и еще – я не имею ни малейшего расположения к добру, и хотя его и делаю, но не по своему замыслу и усердию, а по слабости: не могу отказать. Скорей всего это есть «дух праздности».
Дом-музей Михаила Пришвина в Дунине